Ну вот, а после кто-то сказал, что хорошо бы Шерберна линчевать. И примерно через минуту все только об этом и говорили, и скоро сбились в толпу и пошли, вопя, как ошалелые, и срывая все бельевые веревки, какие попадались им на пути, — чтобы, значит, было на чем его вздернуть.



Глава XXII

Почему сорвалось линчевание

Толпа повалила к дому Шерберна, улюлюкая и беснуясь, что твои индейцы, и каждый, кто оказывался на ее пути, спешил удрать, пока его не растоптали в лепешку, страшное было зрелище. Впереди бежали дети, визжа и тоже норовя убраться в сторонку; из всех выходивших на улицу окон высовывались женщины, на каждом дереве сидело по негритенку, а то и не по одному, из-за каждого забора смотрели на улицу девицы и их ухажеры — впрочем, эти при приближении толпы от заборов отскакивали и тоже старались улизнуть от греха подальше. А замешкавшиеся на улице женщины и девушки разбегались кто куда, подвывая от ужаса.

Наконец, толпа добралась до палисада Шерберна, сбилась поплотнее — и орала при этом так, что вы бы и собственных мыслей не расслышали. От дома забор отделяли всего-то футов двадцать. Кто-то крикнул: «Ломай забор! Ломай его!». Люди начали отдирать и отламывать доски и забор рухнул, и толпа влилась во двор, точно волна.

Вот тогда Шерберн и вышел, держа в руке двустволку, на крышу своей маленькой передней веранды, и встал там, не произнося ни слова, совершенно спокойный, бесстрастный. Шум стих, волна слегка отхлынула назад.

Какое-то время Шерберн молчал, просто смотрел вниз. Тишина стояла такая, что жуть брала, очень неуютная была тишина. Шерберн неторопливо обводил толпу взглядом, кое-кто пытался переглядеть его, да ничего у них не получалось, они опускали глаза, и вид приобретали какой-то жуликоватый. Наконец, Шерберн издал смешок, не так чтобы приятный, ощущение от него осталось такое, точно ты откусил от краюхи кусок, а в нем песку полно.

И Шерберн заговорил, медленно и презрительно:

- Это ж надо, вы решили, что можете линчевать кого-то! Смешно. Решили, что вам хватит духу линчевать мужчину! Вы полагаете, что, если вам достает храбрости вымазать смолой и вывалять в перьях несчастную падшую женщину, которую заносит сюда и за которую некому заступиться, то в вас довольно пороху, чтобы справиться и с мужчиной? Да мужчине ничто не грозит и в руках тысячи таких, как вы, — если, конечно, на дворе день, а вы не подобрались к нему со спины.

Думаете, я вас не знаю? Отлично знаю, потому что я родился и вырос на Юге и жил на Севере; я знаю среднего человека, и тамошнего, и здешнего. Средний человек труслив. На Севере он разрешает любому желающему топтать его ногами, а возвратившись домой, молится, чтобы ему дано было смирение, позволяющее это сносить. А на Юге мужчина в одиночку останавливает среди бела дня набитый средними людьми дилижанс и обирает их дочиста. Ваши газеты так часто называли вас храбрецами, что вы уверовали, будто храбрее вас нет на свете людей — а вы храбры лишь в той же мере, в какой храбры другие народы, и не более того. Отчего ваши присяжные не вешают убийц? Да оттого, что боятся друзей повешенного, которые могут выстрелить им ночью в спину, а они именно так и сделают.

И потому убийцу всегда оправдывают, а после, ночью, к нему приходит мужчина, за которым плетется сотня трусов в масках, и линчует мерзавца. Ваша ошибка в том, что вы не прихватили с собой мужчину, это во-первых, а вторая ошибка — вы пришли не в ночное время и пришли без масок. Правда, вы привели с собой мужчину половинного — Бака Харкнесса, вон он стоит,если бы он вас не подначивал, вы бы одним только криком и ограничились.

Вам же и идти-то сюда не хотелось. Средний человек не любит хлопот и опасностей. И вы не любите хлопот и опасностей. Но когда всего лишь половинка мужчины вроде Бака Харкнесса начинает орать: «Линчуем его! Линчуем!», вы не решаетесь отступиться, опасаясь, что все поймут, кто вы, на самом деле, такие — трусы, и поднимаете крик, и цепляетесь за фалды полумужчины, и приходите, беснуясь, сюда, и клянетесь, что сейчас вы такое учините — небесам жарко станет. Нет на свете ничего презреннее толпы; и что такое армия, как не толпа? Солдаты идут в бой не из врожденной храбрости, но из той, которую внушает им мысль, что их много, и той, какую они перенимают у своих офицеров. Однако толпа, которую не возглавляет мужчина, не заслуживает и презрения. И теперь самое для вас лучшее — это поджать хвосты и расползтись по вашим норам. А если вы и вправду решите кого-нибудь линчевать, так приходите ночью, как это принято у южан, приходите в масках и приведите с собой мужчину. И потому идите прочь — и половинку мужчины с собой заберите.

Он умолк, поднял перед собой левую руку, положил на нее двустволку и взвел курки.

Толпа отпрянула, начала распадаться, люди побежали кто куда, и Бак Харкнесс за ними, и выглядел он довольно жалко. Я мог бы и остаться, да что-то не захотелось.