Быт пиратов.
Возможно, это покажется странным, но в основном во всех пиратских обществах были введены строгие правила, регламентировавшие поведение пирата. Пират (XII века) всегда должен был спать в одежде. Жестоко карались те из них, кто оставался спать на берегу. Особые меры наказания применялись к тем, которые принуждали своих товарищей пьянствовать, если последние отказывались от этого.
Английский пират Бартоломей Робертс в 1719 году запретил на своих кораблях азартные игры в карты и кости, не разрешал приводить на корабль женщин. За появление на борту переодетых мужчинами дам виновному грозила виселица. Драки между членами команды исключались. Все дуэли происходили на берегу в присутствии секундантов. В восемь вечера на корабле Робертса играли отбой и гасили свет. Если кто-либо желал выпить рому после сигнала, он должен был выйти на палубу и напиться на глазах капитана, который был убежденным трезвенником и пил только чай!

Китайская пиратка Цин установила для своих подчиненных следующие суровые правила:
если матрос самовольно сойдет на берег, то ему проткнут уши в присутствии всего личного состава флота. При повторении случая он будет казнен;
воспрещается самовольно присваивать даже мелкие вещи, добытые кражей или грабежом. Все подлежит учету, причем пират получает две части (двадцать процентов), а остальные восемь частей поступают на склад, составляющий общее достояние. Присвоение предметов общего фонда грозит смертной казнью.

А. О. Эксквемелин, бывший пиратом с 1667 по 1672 года и впоследствии выпустивший книгу "Пираты Америки", писал:
"Пираты очень дружны и во всем помогают друг другу. Тому, у кого ничего нет, сразу же выделяется какое-либо имущество, причем с уплатой ждут до тех пор, пока у неимущего не заведутся деньги. Пираты придерживаются своих собственных законов и сами вершат суд над теми, кто совершил вероломное убийство. Виновного в таких случаях привязывают к дереву, и он сам должен выбрать человека, который его умертвит. Если же окажется, что пират отправил на тот свет своего врага вполне заслуженно, то есть дал ему возможность зарядить ружье и не нападал на него сзади, товарищи убийцу прощают".
Но эти идиллические картины дружбы пиратов не означают, что у пиратов были прекрасные взаимоотношения, что они были честными и порядочными людьми. Отнюдь нет. Очень часто между пиратами и их командирами происходили ссоры, кончавшиеся убийством.
Однажды кто-то из команды спьяну оскорбил капитана Бартоломея Робертса. Тот убил обидчика на месте.

Один из присутствующих при этом пиратов стал возмущаться - Робертс ударил его саблей. Раненый, рассвирепев, бросился на капитана, команда немедленно разделилась на две партии, и на палубе "Королевской удачи" чуть было не вспыхнуло настоящее сражение, но пираты опомнились: без опытного капитана не видать богатой добычи! Отыгрались на мятежнике: его приговорили к порке, и, когда рана зажила, каждый член экипажа нанес ему по два удара. Наказанный, естественно, не признал себя виновным и искал случая отомстить. Он уговорил лейтенанта Томаса Анстиса отделиться от Робертса и принять на себя командование захваченной бригантиной. Но его месть не удалась: пираты устроили контрзаговор и ночью убили Анстиса прямо в койке выстрелом из пистолета в голову.

Для поддержания дисциплины капитан пиратского судна часто имел осведомителей, сообщавших о настроении команды. Так, знаменитый в начале XVIII века капитан Эдвард Тич, по прозвищу "Черная Борода", писал в судовом журнале: "Ром кончился, наша компания в дьявольском замешательстве. Ведутся разговоры об отделении". Только когда удалось захватить судно с большим запасом ликера, Тич смог записать: "Снова все идет хорошо".
В договоре, подписанном всеми пиратами Георга Лоузера, на борту "Избавления" запрещалось играть на деньги. Если кто-нибудь обманом выманивал у другого хотя бы шиллинг, следовало наказание, назначаемое капитаном и большинством компании.
Но, пожалуй, самым забавным было то, что, подписывая договор, пираты клялись в верности его соблюдения и в подчиненности капитану на... Библии!

Дележ добычи.

Способ дележа добычи среди карибских флибустьеров и пиратов Атлантики и Мадагаскара был необычайно демократичным. В XVIII веке все находившиеся на борту получали одинаковые доли.
В более ранние века корабельная команда получала лишь часть всей прибыли. Правительство требовало себе 10 (или даже больше) процентов от награбленного. Из оставшегося от половины до двух третей отходили владельцам и поставщикам. Остальное делила между собой команда, при этом офицеры получали в четыре-шесть раз больше, чем матросы.

Пиратские законы были весьма различны. Правила XVIII века не предусматривали никаких отчислений ни правительству, ни владельцам корабля. Вероятно, мародеры считали, что нужно похищать и корабль, и снаряжение. Однако на практике такие пираты, как Эдвард Коэтс и Эдвард Тич, обычно подкупали чиновников. Некоторые команды платили владельцам судов, однако сумма отчислений была значительно меньше трети - обычной нормы в ранние века.
Все захваченные ценности помещали в общий фонд, который охранял квартирмейстер*. Если два или более кораблей совершали рейд в консорте, вся добыча делилась между ними (так поступали Томас Говард и Джон Боуэн в 1703 году).

Предполагалось, что доля каждого корабля должна быть пропорциональна размеру его команды, но между кораблями-консортами часто возникали споры по этому поводу. Меньшая по количеству команда хотела, чтобы добыча делилась поровну между судами. В 1698 году две корабельные команды отказались делиться добытым с командой "Пеликана" - третьего корабля в консорте - потому, что он не принимал участия в захвате трофеев.

Как правило, общий фонд распределялся в конце плавания. До начала дележа дополнительные доли получали те, кто потерял в сражении руку, ногу или глаз. Случалось, что наследники погибших пиратов не получали ничего, хотя они имели право надолго умерших.
Оставшееся после выплат пострадавшим делилось поровну среди команды. С течением времени дележ становился более и более демократичным, каждый получал одну или более долей. Согласно Эксквемелину, в 60-е годы XVII века капитан получал что-либо для нужд своего корабля и, кроме того, пять или шесть долей. Плотник и хирург сверх части добычи получали жалованье. В 20-е годы XVIII века доля офицеров была ненамного больше доли остальных членов команды. В большинстве случаев капитан получал две части, а доля офицеров меньшего ранга была лишь на половину или даже на четверть части больше доли матроса.

Точно разделить можно было только золото и серебро. Остальной груз при первой возможности продавался перекупщикам (таким как Адам Бэлдридж), и делилась выручка от него. В противном случае добро приходилось делить весьма приблизительно. Согласно Даниелю Дефо, когда в 1721 году Джон Тейлор захватил португальский корабль, каждый получил 42 маленьких бриллианта или меньше, пропорционально их величине. То ли невежественный, то ли просто веселый моряк, которому при таком дележе достался всего лишь один бриллиант, горько сетуя на судьбу... разбил его в ступке!
Чтобы избежать споров, команда часто продавала награбленное добро с аукциона. Прежде чем вернуться в Карибское море в 1688 году, писал Равено де Люссан, французские пираты делили свое золото и серебро. Остальные вещи продавались с аукциона, и выручка делилась среди команды.

Вот как рисует Эксквемелин картину загулов вернувшихся с победой на Ямайку флибустьеров:
"Когда они прибыли на Ямайку, одежда их была рваная и грязная, лица худые и бледные. Но никто не замечал беспорядка их внешнего вида, все смотрели только на сокровища, которые они несли.
Все с восхищением и удивлением глазели, как одни из них тащили большие мешки с серебром на своих плечах и головах, другие несли в руках все, что только человек может унести. Каждый радовался их приезду и принимал участие в общем веселье согласно своей профессии и таланту, ожидая возможности поживиться и поделить добычу флибустьеров между собой, особенно это касалось торговцев и хозяев кабаков, женщин и игроков.

Сначала победители отправились в кабаре, где все было к их услугам: из запасников доставалась любая еда и вино, которые они хотели съесть и выпить для поправки своего расшатанного здоровья, но довольно быстро они восстановили свои силы и перешли от необходимого рациона к излишествам. На столах появились только изысканные блюда и отменное вино. Обилие съеденного и выпитого ударило им в голову: они подбрасывали вверх стаканы, переворачивали горшки и блюда; на столах и под ногами валялись осколки стаканов, смешанные с остатками еды и пролитым вином; пир превращался в отвратительную оргию, в результате которой за ущерб приходилось платить больше, чем за удовольствие.
Некоторые, утомленные такой жизнью, шли к торговцам, выбирали красивые ткани и шили себе изумительные одежды. В таком виде они предстали перед дамами, затем засели за игру и в скором времени спустили все, что имели. Тогда они отбыли с Ямайки в таком же виде, как и прибыли сюда накануне, практически без денег, такие же утомленные и побитые в результате загулов, как ранее от голода и трудностей скитания по морям.

Когда спрашиваешь у флибустьеров, какое удовольствие они получают, спуская так бездумно все свое богатство, добытое с таким трудом, они простодушно отвечают: "Мы ежеминутно подвергаемся бесчисленным опасностям, поэтому наша судьба не похожа на судьбы простых людей. Сегодня мы живы, а завтра можем умереть, зачем нам копить богатства и заводить хозяйство? Мы живем только сегодняшним днем и не думаем о завтрашнем. Наша единственная забота - жить в удовольствие, а не отказывать себе во всем ради непонятного будущего".

Жизнь морских волков была тяжелой, полной опасностей и лишений; у большинства из них не было постоянного пристанища на суше, и чаще всего они бороздили моря до тех пор, пока не находили свою смерть в очередном сражении. Бытовые условия на военном корабле были очень тяжелыми, и только крепкий и здоровый организм мог выжить в такой обстановке. Еда часто была несвежей, отсутствовала канализация и вентиляция помещений. "Плотность населения" на корабле была очень высокой, и у матросов даже не было места для хранения своих пожитков. Тяжелые условия жизни и чрезмерно жесткая дисциплина отбивали у кадровых моряков всю охоту к службе. В основном на флот приходили рекруты и бывшие тюремные заключенные, желавшие заработать немного денег, чтобы начать новую жизнь на суше. Эта надежда осуществлялась далеко не всегда.
На кораблях часто случались эпидемии, против которых врачи были бессильны - в Век паруса медицина была еще на очень низком уровне и печальная статистика показывает, что моряки чаще умирали от болезней, чем от боевых ранений. На возникновение серьезных заболеваний влияли многие факторы.

Во-первых, переполненные, плохо проветриваемые помещения были самой подходящей средой для распространения болезней. В открытом море было практически невозможно сделать качественную уборку. Из-за недостатка мыла матросы были вынуждены вымачивать одежду в моче, а затем споласкивать ее в море. Во время длительных плаваний экипаж часто страдал от цинги.
Ранние симптомы включали общую слабость, бледность, впалые глаза, кровоточащие десны, мышечную боль, выпадение зубов, открытие старых ран. Позднее появлялось истощение, обмороки, диарея, воспаление легких и почек, что, в конце концов, приводило к смерти. Но однажды было случайно установлено, что экипаж, в достатке получающий свежие фрукты и овощи, не подвержен заболеванию цингой, после чего витамины стали неотъемлемой частью рациона моряков.

Важная роль на корабле была отведена бортовым хирургам, хоть они и были неискушенными и при лечении пользовались варварскими методами. При серьезных ранениях рук и ног их приговор обычно был однозначен - ампутация. Поскольку операции проводились без анестезии, для уменьшения боли пациентам давали изрядную порцию рома и между десен вставляли канат или палку. К счастью для них самих, пациенты обычно теряли сознание, когда хирург начинал отрезать поврежденную конечность пилой. После ампутации культю окунали в кипящую смолу, чтобы запечатать рану, остановить кровотечение и не допустить заражения. Многие моряки, потерявшие ногу, приобретали себе деревянный протез, на котором и ковыляли, как одноногий Сильвер, всю оставшуюся жизнь. В случае легкого ранения корабельный плотник сооружал деревянный "гипс", в котором раненая конечность находилась до выздоровления. Даже на родном корабле опасности подстерегали моряков на каждом шагу. Например, при передвижении по судну нужно было наклоняться, чтобы не удариться головой о низко укрепленные бимсы. Те, кто не успевал этого сделать, сильно ударялись головой и выбывали из строя по причине душевных расстройств.

Есть тоже приходилось с оглядкой. Холодильников тогда не было, и пища становилась добычей разного рода личинок, насекомых и крыс. Так что перед употреблением еду волей неволей приходилось изучать на предмет наличия в ней гнили или других неприятных сюрпризов. Команды разных стран существенно отличались друг от друга по своим боевым качествам. Например, англичане славились тем, что могли в некоторых случаях делать 5 бортовых залпов за пять минут, а в то время это считалось максимально возможной производительностью. Французские канониры проходили специальное обучение и низкую скорость стрельбы компенсировали высокой точностью. Испанские моряки были весьма неповоротливыми, а американские экипажи ценились за исполнительность. Управление парусным судном требовало от команды постоянного внимания, на судах проводились регулярные тренировки. Рулевые должны были постоянно отслеживать курс корабля и обходить препятствия в виде отмелей и рифов. Работа такелажников требовала четких знаний по установке и управлению парусами. В действительности это было очень опасное занятие, потому что для укрепления паруса надо было без страховки подняться на марсы и настроить такелаж высоко над палубой. Одно неосторожное движение, соскользнувшая нога или головокружение - и матрос срывался с высоты нескольких десятков метров на палубу или в ледяную воду. Несмотря на то, что моряки регулярно тренировались в распознавании такелажа, составных мачт и марсов, никакая практика не могла достаточно подготовить человека для работы ночью, в шторм или на обледенелых тросах в холодных широтах. Только многолетний опыт мог обеспечить достаточный профессионализм, поэтому опытные моряки всегда были в большой цене. Большое значение придавалось дисциплине на корабле.

Капитан корабля отвечал за четкое выполнение приказов и непосредственных обязанностей каждым членом команды. Для вразумления неповинующихся и провинившихся использовались суровые методы. Одним из самых популярных наказаний на флоте была порка. Но так как она занимала много времени и отвлекала команду от прямых обязанностей, на провинившихся, до приведения приговора в исполнение, надевали кандалы и помещали их на открытую палубу, где они и находились, пока оставшаяся часть команды занималась своим делом. Таким образом, провинившийся моряк не только находился перед глазами всей команды, но обдувался всеми ветрами и заливался ледяной морской водой. Когда, наконец, наступало время порки, матрос уже был рад поскорее принять наказание. Особенно отличившихся ждало более суровое наказание: они подвергались порке на всех кораблях флота.

Другим популярным наказанием, обычно применявшимся за кражу, был так называемый "прогон сквозь строй". Вор должен был пройти между двумя шеренгами матросов, которые били его розгами. Впереди, спиной вперед, обычно шел офицер, приставлявший к груди жертвы абордажную саблю, чтобы тот шел медленнее. Сзади же шел морской пехотинец и упирался в спину наказуемого штыком, чтобы тот не шел слишком медленно. Поскольку курение на борту могло привести к пожару, матросам разрешалось жевать табак, но ни в коем случае не разрешалось сплевывать его на палубу. Для этого по всей палубе были расставлены маленькие плевательницы. Если кто-то нарушал правила и был замечен за сплевыванием на пол, ему на шею привязывали плевательницу, и он сам становился мишенью для плевков. Слегка проштрафившихся моряков иногда привязывали к вантам.