-
Plombir
-
-
Не в сети
-
Живу я здесь
- Сообщений: 83946
- Спасибо получено: 182962
-
Репутация: 237
-
|
Когда-то в России чин был не просто строчкой в анкете — это был главный социальный лифт империи. Младший писарь, переписчик, помощник делопроизводителя получал хиленький XIV класс — коллежский регистратор, и он уже не просто человек, а почти дворянин. Зарплата — гроши, форма — положена, но чаще ношеная. Cоциальный статус — чуть выше мещанина, но ниже купца. Именовать его требовалось «Ваше благородие». А уж если дорос до действительного тайного советника — твой портрет висит в министерстве, а сиденья экипажа не успевают остывать после визитов к государю.
Пётр I придумал Табель о рангах как инструмент меритократии: «служи — и будешь дворянином». Но, как водится, вышло иначе. Дворян стало слишком много, чинов — ещё больше, и к концу XIX века империя буквально пестрела мундирами, где асессоры мечтали стать надворными, а надворные — статскими.
Сегодня вместо мундира — RFID-карта с логотипом ведомства, вместо позолоченных пуговиц — отметка в ГИС «Государственная служба». Табель жива, (forma-odezhda.com/encyclopedia/tabel-o-r...ossijskoj-federacii/) просто переродилась в Excel.
На нижних ступенях пирамиды — коллежские и губернские секретари, регистраторы. Писари, архивариусы, делопроизводители — люди, которые знали все бумаги, но никто не знал их имён. Их потомки сегодня называются специалистами первой категории, инспекторами, техническими секретарями — секретарями госслужбы 1–3 класса.
Чуть выше — коллежские асессоры и титулярные советники, то самое младшее чиновничество среднего звена, исполнители и помощники начальников отделов. Из этой среды вышли все гоголевские герои. Их нынешние аналоги — референты госслужбы, ведущие специалисты и консультанты департаментов, сотрудники секретариатов.
Дальше — коллежские и надворные советники. Это уже управленческий этаж: руководители отделов, губернские инспекторы, чиновники особых поручений. Сегодня они зовутся советниками государственной службы — начальники отделов министерств и аппаратов правительств регионов.
Выше всех — статские советники. Чиновники в мундирах с золотым кантом, командующие тысячами людей. Начальники управлений почт, телеграфов, железных дорог, губернаторы губерний. Их современные преемники — государственные советники РФ первого класса, начальники управлений и главы территориальных ведомств.
Над ними — действительные статские советники, директора департаментов горных, полицейских, образовательных. Люди, от которых зависела работа целых министерств. Сегодня это руководители департаментов федеральных органов — действительные государственные советники РФ третьего класса.
Выше — тайные советники, заместители министров и генерал-губернаторы, фактически вице-премьеры империи. Их нынешние отражения — действительные государственные советники РФ второго класса: замминистры, главы агентств и субъектов Федерации.
На вершине — действительные тайные советники, министры и обер-прокуроры Святейшего синода, члены Государственного совета. Сегодня это министры и руководители федеральных ведомств, действительные государственные советники Российской Федерации первого класса. Без права на перстень, но с правом на служебный автомобиль, охрану и допуск к «совершенно секретно».
Где-то в районной управе сидит секретарь госслужбы третьего класса и аккуратно подшивает обращения граждан. Его духовный предок, коллежский регистратор, сто лет назад делал то же самое — только пером и под портретом Николая II. Он писал бумагу: «Всемилостивый Император, аз, коллежский регистратор, повели, чтоб твоя тварь была коллежский секретарь». Реальный случай: император начертал — «Быть по сему».
Наш современник пишет начальнику: «Прошу перевести меня на должность». Через пару лет он станет референтом, потом советником, и если не сгорит на взятках или совещаниях и не устанет от бесконечных «приказов о перепрофилировании отделов», дослужится до государственного советника РФ.
Чин больше не делает дворянином, но по-прежнему делает карьеру.
А.П. Чехов Толстый и тонкий
На вокзале Николаевской железной дороги встретились два приятеля: один толстый, другой тонкий. Толстый только что пообедал на вокзале, и губы его, подернутые маслом, лоснились, как спелые вишни. Пахло от него хересом и флер-д’оранжем. Тонкий же только что вышел из вагона и был навьючен чемоданами, узлами и картонками. Пахло от него ветчиной и кофейной гущей. Из-за его спины выглядывала худенькая женщина с длинным подбородком — его жена, и высокий гимназист с прищуренным глазом — его сын.
— Порфирий! — воскликнул толстый, увидев тонкого.— Ты ли это? Голубчик мой! Сколько зим, сколько лет!
— Батюшки! — изумился тонкий.— Миша! Друг детства! Откуда ты взялся?
Приятели троекратно облобызались и устремили друг на друга глаза, полные слез. Оба были приятно ошеломлены.
— Милый мой! — начал тонкий после лобызания.— Вот не ожидал! Вот сюрприз! Ну, да погляди же на меня хорошенько! Такой же красавец, как и был! Такой же душонок и щеголь! Ах ты, господи! Ну, что же ты? Богат? Женат? Я уже женат, как видишь… Это вот моя жена, Луиза, урожденная Ванценбах… лютеранка… А это сын мой, Нафанаил, ученик III класса. Это, Нафаня, друг моего детства! В гимназии вместе учились!
Нафанаил немного подумал и снял шапку.
— В гимназии вместе учились! — продолжал тонкий.— Помнишь, как тебя дразнили? Тебя дразнили Геростратом за то, что ты казенную книжку папироской прожег, а меня Эфиальтом за то, что я ябедничать любил. Хо-хо… Детьми были! Не бойся, Нафаня! Подойди к нему поближе… А это моя жена, урожденная Ванценбах… лютеранка.
Нафанаил немного подумал и спрятался за спину отца.
— Ну, как живешь, друг? — спросил толстый, восторженно глядя на друга.— Служишь где? Дослужился?
— Служу, милый мой! Коллежским асессором уже второй год и Станислава имею. Жалованье плохое… ну, да бог с ним! Жена уроки музыки дает, я портсигары приватно из дерева делаю. Отличные портсигары! По рублю за штуку продаю. Если кто берет десять штук и более, тому, понимаешь, уступка. Пробавляемся кое-как. Служил, знаешь, в департаменте, а теперь сюда переведен столоначальником по тому же ведомству… Здесь буду служить. Ну, а ты как? Небось, уже статский? А?
— Нет, милый мой, поднимай повыше,— сказал толстый.— Я уже до тайного дослужился… Две звезды имею.
Тонкий вдруг побледнел, окаменел, но скоро лицо его искривилось во все стороны широчайшей улыбкой; казалось, что от лица и глаз его посыпались искры. Сам он съежился, сгорбился, сузился… Его чемоданы, узлы и картонки съежились, поморщились… Длинный подбородок жены стал еще длиннее; Нафанаил вытянулся во фрунт и застегнул все пуговки своего мундира…
— Я, ваше превосходительство… Очень приятно-с! Друг, можно сказать, детства и вдруг вышли в такие вельможи-с! Хи-хи-с.
— Ну, полно! — поморщился толстый.— Для чего этот тон? Мы с тобой друзья детства — и к чему тут это чинопочитание!
— Помилуйте… Что вы-с…— захихикал тонкий, еще более съеживаясь.— Милостивое внимание вашего превосходительства… вроде как бы живительной влаги… Это вот, ваше превосходительство, сын мой Нафанаил… жена Луиза, лютеранка, некоторым образом…
Толстый хотел было возразить что-то, но на лице у тонкого было написано столько благоговения, сладости и почтительной кислоты, что тайного советника стошнило. Он отвернулся от тонкого и подал ему на прощанье руку.
Тонкий пожал три пальца, поклонился всем туловищем и захихикал, как китаец: «хи-хи-хи». Жена улыбнулась. Нафанаил шаркнул ногой и уронил фуражку. Все трое были приятно ошеломлены.
|